pozitronik | Австралийско-эпизодическая история, часть третья. (Reply)

Эпизод седьмой. О пользе факультативных занятий.

Шлёп, шлёп, шлёп...
Генерал Шлюмце босыми ногами нарезал круги по стальному полу ужасного вундерваффе PzKpfw ZX Nilpferd. "Этот пол имеет одно свойство: сначала ты его ненавидишь, потом привыкаешь, а потом не можешь без него жить" – думал он, чеканя ровный, нестареющий шаг.
Что же, металлический пол – это совсем не то, что альпийские луга, по которым генерал когда-то, в далёком и уже полузабытом детстве, бегал часами. Но он хотя бы был окрашен в стандартный зелёный цвет, что немного напоминало генералу родину и приводило его мысли в порядок. К тому же Вольфрам Розенберг рекомендовал босые прогулки сразу после того, как стал походным доктором – мол, это замечательный способ отслеживать, насколько отросли ногти на ногах. Доктором он стал после того, как предыдущий походный доктор Чвачкопф¹², дабы оправдать фамилию, совершенно сошёл с ума.
Генерал вот уже битый час пытался выкинуть из головы мысли о das Tyrannosaur... и не мог. В его голове проносились картины: вот он верхом на das Tyrannosaur воздвигает флаг на глобус, вот он ведёт его под уздцы по Альпийским лугам, кормит с рук клевером, а вот das Tyrannosaur в костюме горничной случайно заходит к нему в душ и...

БАМС! БАМС! БАМС!

Стук в дверь прервал поток фантазии Шлюмце. Он зажмурился и попытался хоть на миг задержать иллюзию, но альпийский луг с душем и das Tyrannosaur растворились безвозвратно, оставив генерала наедине с дверью.
– Кого там носит? – раздражённо спросил Шлюмце.
– Меня, герр генерал! – застенчивый голос за дверью не входил.
– Заходите, уберштурмандерморгензитцфюрер¹³!
Дежурный подхалим открыл дверь и ступил на порог.
– Герр генерал! Наши разведчики доложили, что два американца захвачены в плен!
– Какого шванца американцы?! – заорал Шлюмце. От напряжения надбровных дуг монокль треснул, стекло осыпалось. – Мы должны были высадиться в Австралии!!! Шайсе! Ведите их!
Дежурный подхалим щёлкнул каблуками и мгновенно растворился за дверью. Шлюмце с раздражением вывинтил испорченный монокль и открыл верхний ящик письменного стола. Там лежал именной Вальтер П38, кожаная плётка и длинный сундучок слоновой кости. Открыв его, Шлюмце посмотрел на стройные ряды дюжин моноклей, обёрнутых по отдельности в масляную бумагу и аккуратно сложенных один к одному. Он бережно извлёк новый монокль и проверил его на свет. Видимо генерала все устроило, так как он закрыл сундучок и вернул его в недра верхнего ящика стола, а новый монокль усердно ввинтил в глаз.
Немного покачиваясь на каблуках, он вертел кожаную плётку в руках, то и дело произнося многозначительное "М-м-м-да...". Задумавшись, Шлюмце сильно хлестнул себя по ноге и то ли от боли, то ли от удовольствия и нахлынувших воспоминаний издал звук, похожий на завод трактора. Затем он потянулся, быстро убрал плётку обратно в ящик и, громко хлопнув дверью, уверенно зашагал из кабинета на мостик.

В роли пыточной во время сухопутной части экспедиции выступал вундерваффовский туалет. Дело в том, что за время подводного марша отходов накопилось больше нормы (по расчётам поход должен был закончиться значительно быстрее), а выливать их за борт не позволяла конструкция – всплывая, они могли демаскировать армаду. Смердело там невыносимо, по танку даже ходили слухи, что из-за процессов брожения в отстойнике зародилась какая-то форма жизни, которая и напугала доктора Чвачкопфа до полной профнепригодности. А ещё солдаты поговаривали, что в туалете за время подводного марша ни разу не видели повара, что косвенно подтверждал характерный привкус еды и то, что повар всегда ел из отдельной кастрюльки. Следить за предполагаемыми проказами повара никто не соглашался, потому что только повар знал пароль от сейфа с крендельками – а лишиться одного из немногих разрешённых удовольствий экипаж ну никак не мог.
Когда армада всплыла из океанской пучины, ватерклозет резко потерял остатки популярности. Под палящим солнцем Австралии он, находившийся ближе всего к внешнему корпусу, прокалился и больше напоминал филиал Освенцима. Смрад стал плотным, удушливым, проветривание не помогало, а даже ухудшало обстановку; люди теряли сознание даже от одной мысли о посещении гальюна.
Гениальный мозг Шлюмце нашёл выход: гальюн объявили газово-пыточной камерой, его содержимое – новым секретным газово-психическим оружием, а экипажу танков было разрешено заняться удобрением окрестного буша.
Кажется, прозорливость Шлюмце опять себя проявила – скоро пыточная очень пригодится.

***

– Форф! Форф! – с ужасом шептал Лукас, пока солдаты тащили их к танку – Фто эфо фахие?
– Я не знаю! Смотри по сторонам, если увидишь медведя в ушанке – значит русские! Если бородатых с автоматами – значит арабы!
Образование, полученное в среднестатистической американской школе не оставляло парням шансов опознать их захватчиков.
– Фута наф таффят? – глаза Лукаса от ужаса готовы были покинуть свои орбиты.
Мозг Джорджа пытался сделать невозможное – напрячься. Он изо всех сил пытался придумать, как им освободиться. Губы бантиком, бровки домиком, со лба течёт пот, глаза покраснели – Джордж подсознательно догадывался, что при напряжении лица кровь должна идти в голову. Но, судя по всему, в голову пришла моча, вызвавшая резкий выброс норадреналина. Джордж внезапно почувствовал себя очень храбрым...

С криком "Свободу Анджеле Дэвис!" Джордж, как кобра, рванул в сторону одного из фашистов. Прямо связанными руками он схватил его за шлем и тут же получил прикладом по голове. Заодно, исключительно в профилактически-аргументационных целях прикладом дали и по голове Лукасу. Аргументация оказалась убедительной, профилактика Лукаса прикладом привела его в состояние потери сознания – уже второй раз за сутки. Джордж, будучи парнем крепким, сознания не потерял, зато моча от головы резко отхлынула лишив Джорджа всей храбрости, после чего он издал булькающий звук и обмяк. Численное превосходство Вермахта на данном клочке австралийской земли не позволило бывшему американскому пехотинцу диктовать свои условия. При всей своей глупости, Джордж сообразил, что нужно поступать, как братья наши меньшие, и подражая раненому опоссуму, притворился мёртвым. Для особой убедительности он выбросил набок язык и напустил под собой лужицу. Хотя, возможно, что последнее произошло против его воли – отхлынувшая от головы жидкость словно волна цунами прорвала все барьеры в организме Джорджа, и как бы ковбой не старался, он был не в силах противостоять стихии.

Генерал Шлюмце испытывал горечь. Мало того, что он подвёл фюрера и не успел молниеносно захватить Австралию в подарок на день рождения, вдобавок они умудрились её проехать и вышли на берега Америки. Вот только неувязка была с гауптштурмфюрером СС Гюнтером Кейн Шванцканнихтвартеном, ведь тот всё же находился на оговорённой локации, хотя и в несколько мёртвом виде. Но Шлюмце всё же терзали сомнения – ведь документов при Гюнтере не было, да и за семьдесят лет он слегка подзабыл, как тот выглядел. А ведь годы, палящее солнце и то обстоятельство, что Шванцканнихтвартен давно дал дуба под эвкалиптом, не сильно облегчали задачу идентификации.
Могло ли так случиться, что на американской земле они наткнутся на такого же связного? Шлюмце не был в этом уверен, но и отрицать этого не мог. Свериться с засекреченными планами фюрера по захвату мира, хранившимися в архиве вундерваффе PzKpfw ZX Nilpferd у Шлюмце возможности не было. Дело в том, что сойдя с ума доктор Чвачкопф вскрыл сейф, сжёг все секретные бумаги и сожрал пепел. Потом он кинулся к кнопке самоуничтожения (которую инженеры BMW поместили на самое очевидное место, снабдив защитной стеклянной крышечкой), намереваясь, видимо, нажать её, но по ошибке разбил не крышечку, а единственный работоспособный подводный навигационный компас. От звона стекла проснулся дежурный, тут же обезвредил Чвачкопфа и предотвратил гибель армады; но без документов, карт и компаса плыть пришлось на глазок.
На тот факт, что останки гауптштурмфюрера СС, предположительно Шванцканнихтвартена, нашли под эвкалиптом, оккультист Розенберг выдвинул версию: "Это территория американского дендрария". За неимением лучших версий, остановились на этой.
Теперь, всё было логически выстроено: "Из-за поломки компаса армия проехала Австралию и, затратив больше времени, чем планировалось, вышла на американский берег, где взяла в плен двух американцев". Оставалось только ждать, когда этих американцев доставят на борт.

***

– Герр генерал! Американцы доставлены! – отрапортовал дежурный и вытянулся по стойке смирно.
– Прекрасно. Пригласите сюда переводчика и... Э-э-это что за новости?! Роттенфюрер! Как вы прикажете это понимать? Что нам могут рассказать два трупа? – Шлюмце придвинул свой острый нос и пристально посмотрел острым взглядом глубоко в тупой череп солдата.
– Мой генерал! – дежурный ещё больше натянулся, став похожим на струну контрабаса; казалось, дёрни за него – и зазвучит жалостная мелодия – Один из них точно жив, он просто не в сознании! Мой генерал! – Пот ручьями тёк по его щекам. Он нервно сглотнул, но от волнения запас слюней иссох и кадык, со звоном стукнувшись о нёбо, унёс во чрево роттенфюрера порцию воздуха, мелодично там булькнувшую.
Генерал ещё некоторое время смотрел в голову солдата. Убедившись, что там ничего нет, Шлюмце хмыкнул и, резко отвернувшись, зашагал в сторону американской кучки, аккуратно сваленной на мостике. Тело роттенфюрера обмякло, он начал судорожно, но очень тихо вдыхать воздух (дабы не привлекать к себе в очередной раз внимания Шлюмце). Генерал умел внушать ужас даже ничего не говоря, наверное монокль делал его таким зловещим.
Стремительно подойдя к смеси из Джорджа и Лукаса, генерал приказал отделить одного американца от другого, что было незамедлительно сделано. Он ткнул в Лукаса острым носом сапога, тело американца издало стон. Убедившись, что с этим материалом можно работать, Шлюмце приказал тащить его в кабинет Розенберга для допроса. С Джорджем вышло иначе: он играл роль трупа так убедительно, что генерал побрезговал пачкать сапог и приказал стукнуть Джорджа дулом автомата. Навыки, полученные в актёрском кружке в летнем лагере "Оклахомские бобры", куда Джордж попадал в детстве каждый год, начиная с девяти лет и заканчивая половозрелостью, наконец-то ему пригодились.
Конечно, у Джорджа совсем отсутствовал актёрский талант, зато присутствовали здоровые кулаки, и если Джордж не был чем-то занят, то применял эти кулаки к другим детишкам. Во все другие кружки Джорджа брали неохотно, потому он вечно попадал в актёрскую труппу, в которой была постоянная нехватка реквизита. Там Джорджу доставались самые почётные и трудные роли неподвижных предметов – деревьев, камней, мебели; пиком его актёрской карьеры стала роль статуи Свободы.
Во время спектаклей другие дети, игравшие с ним на сцене, пользуясь сложившимся положением и фанатичным погружением Джорджа в роль, всячески старались отомстить ему за дедовщину. Дровосеки с гораздо большей силой и частотой, нежели было указано в сценарии, били по дереву игрушечными топорами, взбирающиеся на камень Фродо и Сэм не просто смотрели на "всевидящее Око", а прыгали и топали ногами, как будто увидели Хоббитон. И, конечно же, каждый ребёнок в "Оклахомских бобрах" мечтал на мгновение стать чайкой, чтобы пролететь над "статуей Свободы" в исполнении Джорджа.
Джордж свято чтил актёрское мастерство, стоически перенося издевательства и просто запоминая обидчиков. Ни разу за всё время, проведённое на сцене, не шевельнул он даже единым мускулом – и кто бы мог подумать, что выработанный в детском лагере навык пригодится ему спустя столько времени!
Довольно сильный тычок дулом пришёлся ковбою прямо в грудь. Любой другой непременно скорчился бы от боли, но только не Джордж. "Труп", уже показывающий признаки окоченения, откатился к стене. Шлюмце покачал головой и, потеряв интерес, махнул солдатам кистью руки, давая приказ уносить "покойника".
"Мёртвого" Джорджа, по распоряжению генерала, доставили в туалет, ставший на время сухопутной стоянки Вундерваффе пыточной. По замыслу наци, если Лукас окажется несговорчивым, его запрут с мёртвым товарищем, что приведёт к полной деморализации и готовности к сотрудничеству. Невыносимый густой смрад, от которого железо начинало даже не ржаветь, а гнить в сочетании с быстро разлагающимся от жары телом, однозначно разговорит даже стойкого арийца, не говоря уж о слабохарактерном американце.
Всячески ругая зажравшихся американцев, в лице "новопреставленного", солдаты с трудом волокли Джорджа по коридорам танка. Создавалось ощущение, что с каждым метром он становился тяжелее и тяжелее. Кроме усталости солдат этому способствовало и то, что "мёртвый" хитрец, не сильно вдохновлённый перспективой попасть в камеру, амбре от которой с каждым шагом становилось сильнее и сильнее, втихую раздвинул ноги и носками подтормаживал за стенки, цепляясь за надежду, что конвоиры устанут и бросят тело прямо в коридоре. Осыпая его проклятиями, фашисты все-таки допёрли Джорджа до ватерклозета и теперь, путём игры в "камень – ножницы – бумагу" решали кто из них затащит "труп" внутрь. После трёх "ничьих" и последующих недолгих препирательств было решено, что чётких указаний высшего руководства где конкретно должен находиться мёртвый пленный внутри туалета дано не было. Тело Джорджа перевалили прямо через порог, проводив толчком ноги под зад. Доигрывая свою роль до конца, Джордж с ужасом выкатив глаза и искривив лицо, все-таки не выставил руки перед надвигающимся на него металлическим полом и не сгруппировался, как подсказывал инстинкт. Актёр в Джордже победил, благодаря двум автоматчикам вермахта, провожавшим взглядом весь полет неудачливого бунтаря. Словно в фильме Гая Ричи в режиме замедленной съёмки, американец в свободном падении описал ровную дугу в плотном воздухе. Упал он, как и подобает мертвецу, плашмя, слегка отскочив в первом касании и окончательно затихнув во втором. Если бы заменить окружающие обстоятельства и солдат, запирающих дверь в ватерклозет, на киноакадемиков, Джорджу наверняка дали бы "Оскар" за лучшую роль второго плана. А так... Разогретый металл пола тепло встретил гостя. При первом, можно сказать ознакомительном, столкновении глаза ковбоя выдали по порции искр, а какие-то цепи в его голове замкнулись на фазу, так что на этот раз Джордж, играя мертвеца, заигрался и чуть не испустил дух взаправду. Хорошо, что крепкий техасский организм – он как настоящий американский грузовик: крепкая рама, но мало электроники.
Тот факт, что Джордж не был натурой с тонкой душевной организацией, спас его и в этот раз. Мозг, защищённый толстой коркой, не только не получил сотрясения, но имея довольно несложную структуру, быстро перезагрузился в аварийном режиме. Сознание вошло в Джорджа. Тело болело, но боль отошла на второй план, так как на первый план удушливой волной накатил смрад. Едкая вонь, проникнув в ноздри, обожгла слизистую. Джордж попытался руками заткнуть нос и рот, но организм требовал вентиляции. Не в силах сдержаться, он издал душераздирающий вопль и вскочил. Наверху воздуха вообще не было. Там висел плотный кисель из наиболее удушающих фракций многолетнего органического распада. Джордж снова упал, к горлу подкатывала рвота, но он удержался, так как не был уверен, что его будут здесь кормить¹⁴. На счастье Джорджа в "Оклахомских бобрах" был не только опциональный кружок актёрского мастерства, но и обязательный курс по выживанию в условиях войны с комми. После рестарта его мозг, пытаясь спастись, моментально вспомнил эту инструкцию, которая включала методы защиты при заражении атмосферы СДЯВ¹⁵. Джордж носовых платков не носил, разорвать настоящую американскую джинсу, пошитую в провинции Цзинань, после пережитых потрясений он не смог. Осталось одно.
Проворно скинув кроссовки, он отнял одну руку от лица, и стянул ей махровые носки "Найк". Дальнейшая инструкция требовала "смочить фильтр жидкостью" – и Джордж чётко знал, что в пределах его досягаемости находится только одна жидкость. Рывком он перевернулся на спину и, отпустив рот, второй рукой умело извлёк из штанов прибор, при помощи которого щедро, не обращая внимания на брызги, окропил носки. Посчитав, что требуемая концентрация достигнута, Джордж прильнул к спасительному фильтру и с некоторой опаской задышал¹⁶. Тот факт, что мокрая тряпка кое-как спасает в основном при задымлениях на пожаре, Джордж на уроке в лагере пропустил. Тем не менее, мокрая ткань плюс эффект плацебо сделали своё дело, стало можно дышать.
Глаза резало, но проморгавшись, Джордж начал привыкать к окружающим условиям. Немного успокоившись, Джордж прислонился к стене и стал думать о побеге. В тюрьме человек может делать всё, что угодно, лишь бы его мозг был занят.

Эпизод восьмой. Лекарство от бонго-бонго.

"У нас было два пакета "скиттлс", семьдесят пять шприцов со слезами аллигатора, пять упаковок аскорбинок, и сушёный удав, начинённый кактусами, а также целый ящик эвкалиптовых скруток. Не то, что бы это был необходимый запас для поездки, но если уж начал, то остановиться становится сложнее и сложнее. Единственное, что вызывало у меня опасение – это эвкалипт. Каждый раз, когда я начинал чувствовать чудовищный протест против всей этой ситуации, мой круглоносый амиго подсовывал мне в зубы ароматно дымящуюся скрутку и довольно скалился.
Я оказался посреди этой проклятой пустыни вместе с Коалой, напялившим на себя цветастую рубашонку, и от того выглядящим невыносимо гротескно. Мог ли я предполагать об этом, когда наш шаман послал меня далеко за... Чёрт, да я уже начал забывать, зачем... Зато помню его слова: "Сынок – сказал он мне – есть одна вещь, которую ты должен знать. Это очень опасное предприятие. Можно вляпаться так, что и костей не соберёшь! Но ты обязан дойти до края света и выбросить туда эту бутылку."
– Что ты там бормочешь? – Спросил мохноухий круглонос у Аборигены.
– Да так, ничего, – ухмыльнулся кудрявый – придумываю начало для будущих мемуаров. Когда закончится наш отпуск, подумываю стать писателем.
– О, мой первобытный друг, наш отпуск никогда не закончится! По крайней мере, пока у нас есть вот это – Коала кивнул в сторону заднего сиденья, на котором лежал ящик, доверху забитый эвкалиптовыми листьями.
Джип подскочил на ухабе, что-то громыхнуло. Аборигена спохватился:
– Браза, ты уже кучу времени за рулём, может подменить тебя?
– Я в порядке. Случайном. Сейчас газировочки заглочу, и буду как новенький.
Через некоторое время авто тормознуло у придорожного "Чизбурленда", где скучал по прочизбурленной карьере выпускник престижных курсов, а ныне – главный сыроукладчик Хорхе. Услышав скрип тормозов, он высунулся из окна и заученно-вежливым тоном произнёс:
– Что будете заказывать?
– Газировочки бы мне. Сладенькой, с пузырьками. Мыльными. – весело бросил ему коала.
Хорхе не пошевелился, удивлённо вытаращившись на Аборигену.
– Чего вылупился, болезный? Оглох что ли? Газировочки, да побольше, побольше! – подтвердил Аборигена заказ.
Мекс кивнул, скрывшись в недрах своей чизбурной будки. Когда он вынырнул, в руках у него была пара связок с колой, а на лбу проявилась заметная испарина. Коала, бросив в окошко дорожный чек, сграбастал газировку, разодрал упаковку, и начал жадно глотать прохладную жидкость, довольно рыгая. Хорхе совсем побледнел.
– О, бедняга, да у тебя тропическая лихорадка бонго-бонго – подивился Аборигена этим симптомам – Как адвокат, советую принять дозу из коричневой баночки в моем бритвенном наборе.
– В-вы ад-двокат? – запинаясь отчеканил зубами Хорхе.
– А то! Вот, у меня и документ есть. – Аборигена продемонстрировал аусвайс Шванцканнихтвартена – С тебя за консультацию и лекарство ещё два чизбургера.
Получив желаемое, Аборигена пихнул Коалу локтём, и протянул ему один бургер.
– Братишка! Я тебе покушать принёс! Кушай, и поехали, с ветерком.
Коала благодарно кивнул, выкинул пустые банки в окно, завёл двигатель и выжал газ.
Хорхе смотрел вслед удаляющемуся джипу, на пассажирском сидении которого довольно облизывал пальцы адвокат Аборигена, а на водительском месте было пусто, и только рулевое колесо само повернулось у развилки на Байрон-бей.
"И впрямь бонго-бонго" – подумал он, перед тем, как втереть за десну оставленный ему странно пахнущий порошок.

***

Джип катился по дороге, поднимая за собой пыльное облако. Аборигена, чья идея стать писателем, отошла на задний план, решил стать певцом. "Чунга-чанга – пел он непонятно откуда берущиеся в голове слова – места лучше нет! Чунга-чанга – чёрный пистолет! Чунга-чанга – весело живём! Чунга-чанга – шоу маст гоу он!"
– Братишка, тебе нравится моя весёлая песенка? – повернулся он к коале. – Братишка, что с тобой?!
Прямо на глазах Аборигены его мохнатый приятель терял плотность, взамен приобретая прозрачность. Аборигена попытался ухватить друга за гавайскую рубашку, но рука прошла через пальмы, не встретив сопротивления.
– Ванинукъя чуяка хо! – в ужасе заорал Аборигена, моментально переключившись на родную аборигенскую речь.
Коала, поняв что действие очередной чудодейственной скруточки подошло к концу, привычно закинул лапу за спину, чтобы достать из ящика ещё одну.
Ящика не было.
Коала вдарил по тормозам, отчего забывшего пристегнуться Аборигену ощутимо приложило о торпеду. Не обращая внимания на ругань быстро трезвеющего товарища, коала перелез через кресло и стал шарить по салону.
– Где? Где?! Оно должно быть здесь! Чёрт, должно быть проклятый мекс позарился на наши запасы и стащил их, пока мы оказывали ему благотворительную помощь! Точно мекс, больше некому!
И тут, то ли откликнувшись на просьбы редкого животного, то ли словно в насмешку над ним, из-под кресла выкатился косячок. Один. Коала бережно, как самое ценное сокровище на земле поднял его, обдул от пыли, поджёг, и сунул под нос Аборигене, который уже начал царапать ногтями стекло, в надежде выбраться на свободу. Почуяв знакомый запах, Аборигена глубоко вздохнул, взгляд его снова зажёгся, и он с благодарностью принял из лап коалы дымящуюся цигарку. Коала моментально приобрёл прежние плотность с прочностью, а Аборигена приобрёл расслабленность и способность изъясняться на языке белых людей.
– Что теперь, брат? – спросил он.
– Выходные испорчены, каникулы отменяются, вместо них будет операция "Базука". Мы вернём нам наши скруточки! Да!
– Да-а-а! – заорал Аборигена, предвкушая очередную порцию приключений.
"А если не вернём – я исчезну, а ты, мой дикий хиппи, отправишься обратно в лоно природы" – подумал Коала, но вслух не сказал ничего.

Продолжение следует...

12) Schwachkopf – тупица, идиот (нем.).
13) Абсолютно от балды придуманное звание, которым Шлюмце наградил подхалима за многолетний подхалимаж.
14) Казалось бы – в такой ситуации думать о кормёжке! Однако даже у примитивного американца в экстремальных условиях мышление начинает работать нелинейно, зачастую сбиваясь на бытовые мысли. таким образом мозг создаёт вокруг себя защитную оболочку из привычных ему образов и желаний.
15) СДЯВ – Сильно Действующие Ядовитые Вещества.
16) Не пытайтесь повторить это в домашних условиях!