Квартирный вопрос
Jan. 25th, 2013 02:39 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pozitronik14:36 25.01.2013
Квартирный вопрос
Квартирный вопрос
О чём может мечтать холостой провинциал, не имеющий ни постоянного жилья, ни нормальной работы, ни достойного образования? О чуде, которое моментально исправит хотя бы половину перечисленных неприятностей. Например — о внезапно появившейся московской супруге, которая тут же устроит его старшим протирателем штанов в собственную фирму, заодно поселив на своей жилплощади. Можно даже не в особняк на Рублёвке, достаточно пятикомнатной квартиры в шаговой доступности от метрополитена — Жорик Семка был бы рад и тому. По правде сказать, он был бы рад и куда меньшей халяве — но мечтать, как говорится, не вредно.
Вот Жорик и мечтал, выходя на всю мощность мечтательного аппарата где-то ко второй баклажке химического пойла, которое по явному недоразумению выдавалось за пиво. Полёту фантазии помогал телевизор, оптимистично рассказывающий о том, как с каждым днём жить простому российскому гражданину становится всё лучше и лучше.
— Знаменитый актёр Жерар Депардье принял из рук президента российский паспорт, а власти Мордовии подарили новоиспечённому россиянину квартиру в одной из новостроек Саранска — с неизменной улыбкой сообщала ведущая новостей.
— И мы все знаем имя этого гражданина! — вспомнил Жора бородатый анекдот, выключая телевизор. Чёрт, он бы тоже не отказался от жилья в Саранске... а где это вообще? Где-то на Волге, кажется? Волга... Жорик слышал от родителей, что их семья корнями тоже откуда-то с волжских деревень, но где была та деревня хотя бы приблизительно — не знал. Мама о своей деревенской жизни рассказывать не любила — судя по подслушанному однажды разговору, вышла у неё какая-то серьёзная размолвка со своей матерью, жориной бабкой. А спросить сейчас — уже не у кого, разве что съездить на кладбище, к могилке маминой. А ведь давно не ездил, ох, давно...
— Жерар, млять... — обозлённо рявкнул Жора на выключенный телевизор, стараясь отвлечься от нежданного укора совести. — Я тоже почти Жерар! Путину напишу, пусть мне тоже квартиру даст! Или, лучше, позвоню — должен же у него телефон быть...
Тут, как по совпадению, из телефона, брошенного Жориком заряжаться на тумбочку, завопил поставленный на входящие вызовы "Гангнам стайл!".
— Але? — осторожно спросил Жорик трубку, посмотрев на незнакомый совершенно номер.
— Здравствуйте, Сёмина Георгия Константиновича я могу услышать? — спросила в ответ трубка приятным мужским голосом.
Жорик на несколько секунд замолк, вспоминая, когда его в последний раз звали не то, что по отчеству — а хотя бы полностью по имени, и размышляя, чем ему это может грозить.
— Алло? Вы меня слышите? — прервал паузу голос.
Тут Жорика осенило.
— Владимир Владимирович?
Тут настала очередь задуматься невидимому собеседнику. Но молчал он куда меньше.
— Простите, это не... Мне Сёмин нужен, Георгий Константинович Сёмин. Это его телефонный номер?
Жора со смесью облегчения и досады понял, что ошибся в своём предположении, и просто ответил:
— Это я.
Дальнейшие события в голове Жорика почти не отложились. Да и как это могло отложиться, когда размеренная провинциальная жизнь внезапно кончилась, а сам Жорик оказался хозяином настоящей московской квартиры! Столько было внезапности, что больше ничего в сознании уже не умещалось.
Звонившим тогда оказался представитель адвокатской конторы, сообщивший Жоре о смерти его бабки — той самой, что жила когда-то в волжской деревеньке, и которую Жорик не видел даже на фотографиях. В годы глобальных советских свершений бабкину деревню должно было затопить водохранилищем, и всех деревенских расселили — кого по другим деревням, кого в города. А вот бабке досталась квартира аж в Москве, в одной из новеньких хрущёвок, что, по всем мыслимым прикидкам было не иначе, как чудом. Другим чудом было то, что покойная бабуля в завещании велела квартиру отдать ближайшему родственнику, которым Жора, найденный старательными (и, что совсем уж невероятно, честными) конторщиками и оказался.
Через некоторое время Жора — вернее уже Георгий Константинович, потомственный москвич — оформил все документы и вступил во владение, и чувствовал себя по этому поводу счастливее всяких Депардье. Квартира! Своя! В Москве! В двух шагах от метро! Это не комната в общаге в заводском районе родного стотысячника...
Жорины опасения насчёт того, что квартира могла намертво провонять кислым старушечьим запахом так, что никакие ремонты не помогут, к счастью, не оправдались. Внутри было чисто, уютно и как-то... совершенно нормально. Посуда помыта, вещи в шкафу сложены ровными стопочками, кровать не просто убрана — поверх шёлкового покрывала громоздилась ровнёхонькая пирамида из подушек — будто не могла бабка отойти на тот свет, не закончив все домашние дела. И о том, что жила она здесь, напоминали разве что чёрно-белые фотографии, развешенные на кухне. Фотографии, в массивных жестяных окладах, покрытых позолотой, напоминали иконы; Жора долго вглядывался в потускневшие изображения, запечатлевшие усатого мужика в обвешанной медалями военной форме, девушку с выбивающимися из-под косынки волосами, группу ребятишек, строящих "взрослое" выражение лиц... Вглядывался — и никого не узнавал. Подписей никаких на фотографиях не было, так что Жора махнул на них рукой — впрочем, снимать не стал, нехай висят.
Спалось на новом месте замечательно, и утром, свежий и бодрый, свеженатурализированный москвич уходил по своим столичным делам. Город, большой и кипящий, действовал на Жорика бодряще; как-то сама собой нашлась работа, стали появляться знакомства — и уже через пару недель Жорик с трудом мог представить себя, сидящего вечером в общаге перед телевизором с парой баклажек пива. Теперь вечерами он продолжал крутиться в московской суматохе, лишь ближе к ночи заваливаясь домой. Душ, ужин из магазинных продуктов, и сон на кипе невероятно мягких подушек — а утром новый цикл суматошного круговорота.
Как-то ночью Жора проснулся посреди ночи. Сначала просто открылись глаза, и лишь потом он обнаружил, что натужно кашляет, пытаясь сделать вдох. Будто бы придавило его подушкой — только подушки все были на своих местах.
Откашлявшись, Жорик посмотрел на будильник: до подъёма было больше двух часов. Но, как это часто бывает, неудачное пробуждение испортило весь сон: Жорик ворочался в кровати и так, и эдак, но уснуть уже не смог; плюнув, он отправился под душ. Вопреки надеждам контрастные струйки воды ничуть не взбодрили его, и весь рабочий день Жора чувствовал себя каким-то помятым и до невозможности уставшим. Этим вечером он еле добрался до дома, закинул в холодильник купленные по пути продукты, и, уже не имея сил на ужин, отправился спать. Уснул он, наверное, раньше, чем его гудящая голова коснулась подушки.
В этот раз его разбудил шум, донёсшийся с кухни. Жора вскочил, и, в чём был, выбежал из спальни; чиркнув выключателем он увидел, что звенели попадавшие со стены фотографии. Упали все — кроме той, где была изображена девушка в косынке.
Поняв, что ничего страшного не произошло, Жорик зевнул, и подошёл к стене. Попадавшие фотографии никакого ущерба не причинили, да и сами оклады оказались столь прочными, что остались не повреждены. Собрав их, Жорик сложил на столе стопочкой, намереваясь разобраться утром. Хотел заодно снять и оставшуюся фотографию — и обнаружил, что не может. Та будто вросла в стену — хотя не было видно ни гвоздя, ни какого другого крепежа.
Жорик внимательно осмотрел стену и светлые пятна на обоях в тех местах, где висели прежние фотографии. И тоже — ни гвоздиков, ни шурупов, ни следов клея, ничего. "Магнит в стене, что ли" — подумал Жора, попробовав прикрепить на место один из окладов. Тот не прикреплялся никак.
Постояв ещё пару минут, Жора решил, разобраться с этим вопросом поутру, со свежими мозгами. Топая босыми ногами по паркету, он отправился досыпать.
А утром все фотографии были на месте. "Приснится же!" — подумал Жора, доставая из холодильника пакет купленного вчера молока. Приложившись к пакету, он глотнул — и тут же сплюнул в раковину; открыв кран, Жора прополоскал рот холодной водой, после чего осмотрел пакет и понюхал содержимое. Дата производства — вчерашняя, а запах... Пахло даже не скисшим молоком, пахло чем-то резким, едким, противным... Продолжая содрогаться от отвращения, Жора вылил пакет в унитаз, тщательно почистил зубы, и, наскоро позавтракав, отправился на работу.
Днём, вспоминая утренний эпизод, он подумал, что так и не посмотрел, как же крепятся эти чёртовы фотографии. Решив про себя обязательно посмотреть вечером, он выкинул из головы всё лишнее и занялся делами.
Но, вернувшись в тот пятничный вечер домой, Жора тут же забыл о своих планах. В квартире царил самый настоящий разгром: вещи были разбросаны по комнатам, шкаф раскрыт настежь, одежда из него раскидана повсюду. Жора тут же позвонил в полицию, и два часа прождал наряд, а потом ещё полночи провёл в отделении. Оказалось, что в квартире ничего не пропало, и обозлённый дежурный не отпускал Жору, считая, что тот совершил ложный вызов. Жора устало отнекивался — мол, делать ему нечего больше.
— Но ведь не украли же ничего? — в очередной раз спрашивал сержант.
— Да ничего, вроде... — опять отвечал Жора.
— И дверь не взломана?
— Не взломана...
— И ключи только у тебя есть?
— И ключи...
— Так чего же ты паришь нас тут? Делать нам больше нечего, как к каждому психу ездить! — взорвался дежурный. — Вали домой, и заявление своё забери!
Ругаясь про себя на охреневших московских ментов, Жора забрал заявление, и на пойманном хач-такси добрался до дома. Пробравшись сквозь беспорядок, к которому прибавилась грязь, принесённая нарядом полиции на подошвах, он, не раздеваясь, продремал на кровати до рассвета. А утром отправился в ближайшую церковь.
Батюшка, выслушав его, ничуть не удивился, видать случай оказался не единичный.
— Крещён ли?
— Крещён, но крестик не ношу.
— Крестик купи обязательно. Квартира, небось, не освящена?
— Да не знаю я...
— Ничо, ничо, освятим, как полагается. Выгоним нечистого! Окроплю святой водой, почитаю молитовку — ни один бес не выдержит! Пойду за кадилом, а ты иди, жертвуй в приходскую кассу сумму не менее десяти тысяч рублей.
После жертвоприношения Жора вместе с батюшкой на церковном "Мерседесе" доехали до дома. Жора ринулся было открывать подъездную дверь, но поп осадил его:
— Обожди! Святить прямо отсюда надобно, чтобы наверняка. А то нечистый из квартиры вылезет на неосвящённое, и к кому другому перелезет. А так мы его загоним и изничтожим, окаянного. — сказал так, и принялся доставать из "Мерседеса" свои церковные причиндалы.
Сам процесс освящения Жору впечатлил. Поп медленно поднимался по лестнице, на каждом пролёте заводя молитву, брызгая повсюду святой водой, и окуривая потолки дымом из кадила. Жора тащился за ним, то и дело объясняя высовывающимся из дверей жильцам, что никакого пожара нет, идёт обычный процесс освящения. И нет, это не ганжубас, это ладан, от него одна благодать, и никаких галлюцинаций.
Поп прошёлся по этажам, и, наконец, вошёл в квартиру. Распинав так и не убранный беспорядок, он преизрядно навонял ладаном, забрызгал потолок и стены святой водой, и велел зажечь в каждом углу по свечке. На этом ритуал завершился.
— Всё, выгнали беса, — довольно разглагольствовал батюшка — выгнали, с гарантией. Но крестик купи обязательно! И, хорошо бы, икон в углы понаставить, Богородицу и Николая Угодника.
— А без угодника гарантии не будет?
— Как не будет? Будет. Но с угодником — оно надёжнее.
На том и расстались. Жора вернулся в квартиру, и начал прибираться, не решаясь устроить проветривание — а как ладанная благодать выветрится? Впрочем, к вечеру запах немного осел, да и Жора попривык к нему.
Ночь прошла без бесовских проделок, и Жорик после случившийся маеты спал словно убитый. Второй ночью тоже было тихо, и Жора, надёжно защищённый крестиком на тонкой золотой цепочке, совсем уже успокоился.
На третью ночь Жора проснулся от жуткого удушья. Грудь словно наковальней придавило, а шею стянуло удавкой. Хрипя и трепыхаясь, Жора попытался приподнять голову, но не сумел; тогда оттолкнувшись ногами он, вместе с постельным бельём, съехал с кровати на пол, больно ударившись затылком обо что-то твёрдое. Удавка тут же ослабла, давление прекратилось, и Жора хапнул ртом воздуха.
Включив свет, Жора оглядел спальню. Кровать, съехавший на пол матрац, и... красные пятна на белье? Потрогав шею, Жора обнаружил, что это цепочка так врезалась в шею, что распорола кожу до крови.
Утром состоялся разговор с попом насчёт обрядов, икон и гарантий. Священнослужитель только разводил руками:
— Да откуда ж я знал, что бес такой крепкий? Я чин сослужил, как полагается, любая христианская нечисть от такого должна бежать, как чёрт от ладана! Да, собственно, это и был ладан!
— Так что же чёрт не убежал?
Батюшка погладил бороду, перебирая в уме варианты.
— Значит это был не наш чёрт. В смысле — иноземный.
— А так разве бывает? — удивился Жорик.
— А то! В Москву знаешь, сколько иностранцев приезжает, ну и черти местные с ними. Космополитизм до добра не доведёт!
— Так делать, делать-то что?
— Ну, раз черти иноземные, то тут и чин нужен не христианский. Есть у меня один... коллега... спец по таким вопросам. Пиши телефон, скажешь, что от отца Епифания.
Спец по иностранным чертям срочный вызов принял, и приехал через час.
— А разве пробок нет сегодня? — поинтересовался удивлённый такой расторопностью Жора.
— Заговор знаю от пробок длинных, от мигалок синих, от ментов жадных, от аварий нежданных. — пояснил специалист, оказавшийся вполне европейского вида мужичком, представившимся доктором оккультных наук Иваном Моро. Жора даже разочаровался немного — он-то ждал какого-нибудь негра, или, на худой конец, китайца. А тут — Иван. Но зато — с учёным званием.
— Ведите, показывайте жилище. Надо определить, чей это демон. — после обмена приветствиями перешёл к делу оккультный доктор.
— А какие могут быть варианты? — спросил Жора, поднимаясь по лестнице
— Ну, например, может мелкий шайтан быть. Замечали, сколько на улицах таджиков? Их тут больше, чем в Таджикистане, так что шайтанов гоняю частенько. Или дух-зомби может быть, эти от африканцев, в основном, лезут.
— А дух-зомби — это как?
— Вы про культ Вуду слышали? Их колдуны людей-зомби делают. А если человека-зомби правильным способом умертвить, получается дух-зомби. В квартире умертвляли кого-нибудь, не в курсе?
— Вроде нет. Бабка, кажется, сама померла, от старости.
— Когда кажется — надо... нет, погодите креститься, на этот случай лучше заговор: "Уйди, морок, сучий ты потрох, я в истину вник, а тебе залупу за воротник". Запоминайте, дарю!
Жора запомнил, и впустил доктора вперёд себя.
Тот, сделав пару шагов, принюхался.
— Узнаю почерк отца Епифания. Небось, от кадильного дыма все окна закоптились?
— Есть маленько.
— Ну тогда понятно, что случилось ночью. Потусторонние сущности к таким вещам восприимчивы — убить его не убило, но, оглушило знатно. Это для него как человеку литр спирта, довело до полной отключки — объяснял доктор, доставая из кармана калькулятор. — Теперь представьте, в каком состоянии дух очнулся! Вполне ожидаемо, что он, взбесившись, начал мстить.
— Так а сделать-то можно с этим что-нибудь?
— Можно. А стоить это будет вот столько! — оккультист набрал на калькуляторе число и показал Жоре.
От увиденной суммы тот взревел.
— Да это же грабёж! Отец Епифаний за десятку всего отработал!
— Но методы уважаемого батюшки, как видите, не сработали. Я же беру деньги только за результат. И если духа не изгоню я — не изгонит никто.
Скрепя сердце, Жорик согласился. Квартира, которой он так был рад поначалу, оказалась одной сплошной проблемой. "Эх, в общагу бы сейчас" — с тоской подумал Жорик.
Доктор Моро велел Жорику ждать на скамье у подъезда — мол, методы изгнания не только секретны, но и опасны для непосвящённого. Жорик поупирался — оставлять доктора одного в квартире не хотелось, мало ли — но перед лицом безысходности быстро сдался и вышел. А чтобы ждать было не так скучно — купил в ближайшем ларьке пару баклажек всё той же химической дряни, к которой не прикасался с момента приезда в столицу.
Доктор вышел только с приближением сумерек. Вышел, вырвал у Жорика из рук очередную бутылку, ни слова ни говоря, выдул её в один присест и тяжело плюхнулся рядом на скамейку.
— Извините, обезвоживание сильное, — пояснил доктор, — вспотел. Сильный дух, очень сильный. Я его и камланиями, и экзорцизмом, и африканскими песнопениями... Никак, держит его что-то в этой квартире, словно цепь. И через это же — словно заземляет. Я его молитвой — ему хоть бы хны! Я его заговором — никакого результата. А заговор-то сильный: "Эй ты, дух, выбирай из стульев из двух, на одном пики точёны, на другом кресты освящёны...". Не берёт, представляете, через цепь всё уходит!
— А разрезать эту цепь?
— Нет-нет, нельзя! — замахал руками начинающий пьянеть доктор. — Если вам жизнь дорога, и не думайте об этом! Дух на вас персонально обозлился, если его с цепи снять, он вам везде мстить будет. А так — он только в квартире силён. Хотите совет?
— Валяйте.
— Продавайте квартиру. Вам в ней не жить всё равно. Никто в этой квартире жить не сможет больше недели! А вы и дня там больше не проживёте! Прощайте.
И доктор уехал, оставив Жорика думать над непростой и крайне неприятной ситуацией.
Кое-как переночевав в гостинице (в злополучную квартиру вернуться он так и не решился), Жорик ранним утром двинулся в риэлтерское агентство. По пути он прокручивал в голове события последних дней — что-то никак не давало ему покоя, словно потерявшийся кусочек почти собранной мозаики.
На пороге агентства его осенило.
— Георгий Константинович, из вашего звонка я понял, что вы хотите продать квартиру – тут же насел на Жору встретивший его клерк.
Жора замотал головой. Слова доктора «Никто в этой квартире жить не сможет больше недели» оказались тем самым недостающим кусочком.
— Я передумал. Я хочу квартиру сдавать. Недорого, но с предоплатой... за три месяца.
Вот Жорик и мечтал, выходя на всю мощность мечтательного аппарата где-то ко второй баклажке химического пойла, которое по явному недоразумению выдавалось за пиво. Полёту фантазии помогал телевизор, оптимистично рассказывающий о том, как с каждым днём жить простому российскому гражданину становится всё лучше и лучше.
— Знаменитый актёр Жерар Депардье принял из рук президента российский паспорт, а власти Мордовии подарили новоиспечённому россиянину квартиру в одной из новостроек Саранска — с неизменной улыбкой сообщала ведущая новостей.
— И мы все знаем имя этого гражданина! — вспомнил Жора бородатый анекдот, выключая телевизор. Чёрт, он бы тоже не отказался от жилья в Саранске... а где это вообще? Где-то на Волге, кажется? Волга... Жорик слышал от родителей, что их семья корнями тоже откуда-то с волжских деревень, но где была та деревня хотя бы приблизительно — не знал. Мама о своей деревенской жизни рассказывать не любила — судя по подслушанному однажды разговору, вышла у неё какая-то серьёзная размолвка со своей матерью, жориной бабкой. А спросить сейчас — уже не у кого, разве что съездить на кладбище, к могилке маминой. А ведь давно не ездил, ох, давно...
— Жерар, млять... — обозлённо рявкнул Жора на выключенный телевизор, стараясь отвлечься от нежданного укора совести. — Я тоже почти Жерар! Путину напишу, пусть мне тоже квартиру даст! Или, лучше, позвоню — должен же у него телефон быть...
Тут, как по совпадению, из телефона, брошенного Жориком заряжаться на тумбочку, завопил поставленный на входящие вызовы "Гангнам стайл!".
— Але? — осторожно спросил Жорик трубку, посмотрев на незнакомый совершенно номер.
— Здравствуйте, Сёмина Георгия Константиновича я могу услышать? — спросила в ответ трубка приятным мужским голосом.
Жорик на несколько секунд замолк, вспоминая, когда его в последний раз звали не то, что по отчеству — а хотя бы полностью по имени, и размышляя, чем ему это может грозить.
— Алло? Вы меня слышите? — прервал паузу голос.
Тут Жорика осенило.
— Владимир Владимирович?
Тут настала очередь задуматься невидимому собеседнику. Но молчал он куда меньше.
— Простите, это не... Мне Сёмин нужен, Георгий Константинович Сёмин. Это его телефонный номер?
Жора со смесью облегчения и досады понял, что ошибся в своём предположении, и просто ответил:
— Это я.
Дальнейшие события в голове Жорика почти не отложились. Да и как это могло отложиться, когда размеренная провинциальная жизнь внезапно кончилась, а сам Жорик оказался хозяином настоящей московской квартиры! Столько было внезапности, что больше ничего в сознании уже не умещалось.
Звонившим тогда оказался представитель адвокатской конторы, сообщивший Жоре о смерти его бабки — той самой, что жила когда-то в волжской деревеньке, и которую Жорик не видел даже на фотографиях. В годы глобальных советских свершений бабкину деревню должно было затопить водохранилищем, и всех деревенских расселили — кого по другим деревням, кого в города. А вот бабке досталась квартира аж в Москве, в одной из новеньких хрущёвок, что, по всем мыслимым прикидкам было не иначе, как чудом. Другим чудом было то, что покойная бабуля в завещании велела квартиру отдать ближайшему родственнику, которым Жора, найденный старательными (и, что совсем уж невероятно, честными) конторщиками и оказался.
Через некоторое время Жора — вернее уже Георгий Константинович, потомственный москвич — оформил все документы и вступил во владение, и чувствовал себя по этому поводу счастливее всяких Депардье. Квартира! Своя! В Москве! В двух шагах от метро! Это не комната в общаге в заводском районе родного стотысячника...
Жорины опасения насчёт того, что квартира могла намертво провонять кислым старушечьим запахом так, что никакие ремонты не помогут, к счастью, не оправдались. Внутри было чисто, уютно и как-то... совершенно нормально. Посуда помыта, вещи в шкафу сложены ровными стопочками, кровать не просто убрана — поверх шёлкового покрывала громоздилась ровнёхонькая пирамида из подушек — будто не могла бабка отойти на тот свет, не закончив все домашние дела. И о том, что жила она здесь, напоминали разве что чёрно-белые фотографии, развешенные на кухне. Фотографии, в массивных жестяных окладах, покрытых позолотой, напоминали иконы; Жора долго вглядывался в потускневшие изображения, запечатлевшие усатого мужика в обвешанной медалями военной форме, девушку с выбивающимися из-под косынки волосами, группу ребятишек, строящих "взрослое" выражение лиц... Вглядывался — и никого не узнавал. Подписей никаких на фотографиях не было, так что Жора махнул на них рукой — впрочем, снимать не стал, нехай висят.
Спалось на новом месте замечательно, и утром, свежий и бодрый, свеженатурализированный москвич уходил по своим столичным делам. Город, большой и кипящий, действовал на Жорика бодряще; как-то сама собой нашлась работа, стали появляться знакомства — и уже через пару недель Жорик с трудом мог представить себя, сидящего вечером в общаге перед телевизором с парой баклажек пива. Теперь вечерами он продолжал крутиться в московской суматохе, лишь ближе к ночи заваливаясь домой. Душ, ужин из магазинных продуктов, и сон на кипе невероятно мягких подушек — а утром новый цикл суматошного круговорота.
Как-то ночью Жора проснулся посреди ночи. Сначала просто открылись глаза, и лишь потом он обнаружил, что натужно кашляет, пытаясь сделать вдох. Будто бы придавило его подушкой — только подушки все были на своих местах.
Откашлявшись, Жорик посмотрел на будильник: до подъёма было больше двух часов. Но, как это часто бывает, неудачное пробуждение испортило весь сон: Жорик ворочался в кровати и так, и эдак, но уснуть уже не смог; плюнув, он отправился под душ. Вопреки надеждам контрастные струйки воды ничуть не взбодрили его, и весь рабочий день Жора чувствовал себя каким-то помятым и до невозможности уставшим. Этим вечером он еле добрался до дома, закинул в холодильник купленные по пути продукты, и, уже не имея сил на ужин, отправился спать. Уснул он, наверное, раньше, чем его гудящая голова коснулась подушки.
В этот раз его разбудил шум, донёсшийся с кухни. Жора вскочил, и, в чём был, выбежал из спальни; чиркнув выключателем он увидел, что звенели попадавшие со стены фотографии. Упали все — кроме той, где была изображена девушка в косынке.
Поняв, что ничего страшного не произошло, Жорик зевнул, и подошёл к стене. Попадавшие фотографии никакого ущерба не причинили, да и сами оклады оказались столь прочными, что остались не повреждены. Собрав их, Жорик сложил на столе стопочкой, намереваясь разобраться утром. Хотел заодно снять и оставшуюся фотографию — и обнаружил, что не может. Та будто вросла в стену — хотя не было видно ни гвоздя, ни какого другого крепежа.
Жорик внимательно осмотрел стену и светлые пятна на обоях в тех местах, где висели прежние фотографии. И тоже — ни гвоздиков, ни шурупов, ни следов клея, ничего. "Магнит в стене, что ли" — подумал Жора, попробовав прикрепить на место один из окладов. Тот не прикреплялся никак.
Постояв ещё пару минут, Жора решил, разобраться с этим вопросом поутру, со свежими мозгами. Топая босыми ногами по паркету, он отправился досыпать.
А утром все фотографии были на месте. "Приснится же!" — подумал Жора, доставая из холодильника пакет купленного вчера молока. Приложившись к пакету, он глотнул — и тут же сплюнул в раковину; открыв кран, Жора прополоскал рот холодной водой, после чего осмотрел пакет и понюхал содержимое. Дата производства — вчерашняя, а запах... Пахло даже не скисшим молоком, пахло чем-то резким, едким, противным... Продолжая содрогаться от отвращения, Жора вылил пакет в унитаз, тщательно почистил зубы, и, наскоро позавтракав, отправился на работу.
Днём, вспоминая утренний эпизод, он подумал, что так и не посмотрел, как же крепятся эти чёртовы фотографии. Решив про себя обязательно посмотреть вечером, он выкинул из головы всё лишнее и занялся делами.
Но, вернувшись в тот пятничный вечер домой, Жора тут же забыл о своих планах. В квартире царил самый настоящий разгром: вещи были разбросаны по комнатам, шкаф раскрыт настежь, одежда из него раскидана повсюду. Жора тут же позвонил в полицию, и два часа прождал наряд, а потом ещё полночи провёл в отделении. Оказалось, что в квартире ничего не пропало, и обозлённый дежурный не отпускал Жору, считая, что тот совершил ложный вызов. Жора устало отнекивался — мол, делать ему нечего больше.
— Но ведь не украли же ничего? — в очередной раз спрашивал сержант.
— Да ничего, вроде... — опять отвечал Жора.
— И дверь не взломана?
— Не взломана...
— И ключи только у тебя есть?
— И ключи...
— Так чего же ты паришь нас тут? Делать нам больше нечего, как к каждому психу ездить! — взорвался дежурный. — Вали домой, и заявление своё забери!
Ругаясь про себя на охреневших московских ментов, Жора забрал заявление, и на пойманном хач-такси добрался до дома. Пробравшись сквозь беспорядок, к которому прибавилась грязь, принесённая нарядом полиции на подошвах, он, не раздеваясь, продремал на кровати до рассвета. А утром отправился в ближайшую церковь.
Батюшка, выслушав его, ничуть не удивился, видать случай оказался не единичный.
— Крещён ли?
— Крещён, но крестик не ношу.
— Крестик купи обязательно. Квартира, небось, не освящена?
— Да не знаю я...
— Ничо, ничо, освятим, как полагается. Выгоним нечистого! Окроплю святой водой, почитаю молитовку — ни один бес не выдержит! Пойду за кадилом, а ты иди, жертвуй в приходскую кассу сумму не менее десяти тысяч рублей.
После жертвоприношения Жора вместе с батюшкой на церковном "Мерседесе" доехали до дома. Жора ринулся было открывать подъездную дверь, но поп осадил его:
— Обожди! Святить прямо отсюда надобно, чтобы наверняка. А то нечистый из квартиры вылезет на неосвящённое, и к кому другому перелезет. А так мы его загоним и изничтожим, окаянного. — сказал так, и принялся доставать из "Мерседеса" свои церковные причиндалы.
Сам процесс освящения Жору впечатлил. Поп медленно поднимался по лестнице, на каждом пролёте заводя молитву, брызгая повсюду святой водой, и окуривая потолки дымом из кадила. Жора тащился за ним, то и дело объясняя высовывающимся из дверей жильцам, что никакого пожара нет, идёт обычный процесс освящения. И нет, это не ганжубас, это ладан, от него одна благодать, и никаких галлюцинаций.
Поп прошёлся по этажам, и, наконец, вошёл в квартиру. Распинав так и не убранный беспорядок, он преизрядно навонял ладаном, забрызгал потолок и стены святой водой, и велел зажечь в каждом углу по свечке. На этом ритуал завершился.
— Всё, выгнали беса, — довольно разглагольствовал батюшка — выгнали, с гарантией. Но крестик купи обязательно! И, хорошо бы, икон в углы понаставить, Богородицу и Николая Угодника.
— А без угодника гарантии не будет?
— Как не будет? Будет. Но с угодником — оно надёжнее.
На том и расстались. Жора вернулся в квартиру, и начал прибираться, не решаясь устроить проветривание — а как ладанная благодать выветрится? Впрочем, к вечеру запах немного осел, да и Жора попривык к нему.
Ночь прошла без бесовских проделок, и Жорик после случившийся маеты спал словно убитый. Второй ночью тоже было тихо, и Жора, надёжно защищённый крестиком на тонкой золотой цепочке, совсем уже успокоился.
На третью ночь Жора проснулся от жуткого удушья. Грудь словно наковальней придавило, а шею стянуло удавкой. Хрипя и трепыхаясь, Жора попытался приподнять голову, но не сумел; тогда оттолкнувшись ногами он, вместе с постельным бельём, съехал с кровати на пол, больно ударившись затылком обо что-то твёрдое. Удавка тут же ослабла, давление прекратилось, и Жора хапнул ртом воздуха.
Включив свет, Жора оглядел спальню. Кровать, съехавший на пол матрац, и... красные пятна на белье? Потрогав шею, Жора обнаружил, что это цепочка так врезалась в шею, что распорола кожу до крови.
Утром состоялся разговор с попом насчёт обрядов, икон и гарантий. Священнослужитель только разводил руками:
— Да откуда ж я знал, что бес такой крепкий? Я чин сослужил, как полагается, любая христианская нечисть от такого должна бежать, как чёрт от ладана! Да, собственно, это и был ладан!
— Так что же чёрт не убежал?
Батюшка погладил бороду, перебирая в уме варианты.
— Значит это был не наш чёрт. В смысле — иноземный.
— А так разве бывает? — удивился Жорик.
— А то! В Москву знаешь, сколько иностранцев приезжает, ну и черти местные с ними. Космополитизм до добра не доведёт!
— Так делать, делать-то что?
— Ну, раз черти иноземные, то тут и чин нужен не христианский. Есть у меня один... коллега... спец по таким вопросам. Пиши телефон, скажешь, что от отца Епифания.
Спец по иностранным чертям срочный вызов принял, и приехал через час.
— А разве пробок нет сегодня? — поинтересовался удивлённый такой расторопностью Жора.
— Заговор знаю от пробок длинных, от мигалок синих, от ментов жадных, от аварий нежданных. — пояснил специалист, оказавшийся вполне европейского вида мужичком, представившимся доктором оккультных наук Иваном Моро. Жора даже разочаровался немного — он-то ждал какого-нибудь негра, или, на худой конец, китайца. А тут — Иван. Но зато — с учёным званием.
— Ведите, показывайте жилище. Надо определить, чей это демон. — после обмена приветствиями перешёл к делу оккультный доктор.
— А какие могут быть варианты? — спросил Жора, поднимаясь по лестнице
— Ну, например, может мелкий шайтан быть. Замечали, сколько на улицах таджиков? Их тут больше, чем в Таджикистане, так что шайтанов гоняю частенько. Или дух-зомби может быть, эти от африканцев, в основном, лезут.
— А дух-зомби — это как?
— Вы про культ Вуду слышали? Их колдуны людей-зомби делают. А если человека-зомби правильным способом умертвить, получается дух-зомби. В квартире умертвляли кого-нибудь, не в курсе?
— Вроде нет. Бабка, кажется, сама померла, от старости.
— Когда кажется — надо... нет, погодите креститься, на этот случай лучше заговор: "Уйди, морок, сучий ты потрох, я в истину вник, а тебе залупу за воротник". Запоминайте, дарю!
Жора запомнил, и впустил доктора вперёд себя.
Тот, сделав пару шагов, принюхался.
— Узнаю почерк отца Епифания. Небось, от кадильного дыма все окна закоптились?
— Есть маленько.
— Ну тогда понятно, что случилось ночью. Потусторонние сущности к таким вещам восприимчивы — убить его не убило, но, оглушило знатно. Это для него как человеку литр спирта, довело до полной отключки — объяснял доктор, доставая из кармана калькулятор. — Теперь представьте, в каком состоянии дух очнулся! Вполне ожидаемо, что он, взбесившись, начал мстить.
— Так а сделать-то можно с этим что-нибудь?
— Можно. А стоить это будет вот столько! — оккультист набрал на калькуляторе число и показал Жоре.
От увиденной суммы тот взревел.
— Да это же грабёж! Отец Епифаний за десятку всего отработал!
— Но методы уважаемого батюшки, как видите, не сработали. Я же беру деньги только за результат. И если духа не изгоню я — не изгонит никто.
Скрепя сердце, Жорик согласился. Квартира, которой он так был рад поначалу, оказалась одной сплошной проблемой. "Эх, в общагу бы сейчас" — с тоской подумал Жорик.
Доктор Моро велел Жорику ждать на скамье у подъезда — мол, методы изгнания не только секретны, но и опасны для непосвящённого. Жорик поупирался — оставлять доктора одного в квартире не хотелось, мало ли — но перед лицом безысходности быстро сдался и вышел. А чтобы ждать было не так скучно — купил в ближайшем ларьке пару баклажек всё той же химической дряни, к которой не прикасался с момента приезда в столицу.
Доктор вышел только с приближением сумерек. Вышел, вырвал у Жорика из рук очередную бутылку, ни слова ни говоря, выдул её в один присест и тяжело плюхнулся рядом на скамейку.
— Извините, обезвоживание сильное, — пояснил доктор, — вспотел. Сильный дух, очень сильный. Я его и камланиями, и экзорцизмом, и африканскими песнопениями... Никак, держит его что-то в этой квартире, словно цепь. И через это же — словно заземляет. Я его молитвой — ему хоть бы хны! Я его заговором — никакого результата. А заговор-то сильный: "Эй ты, дух, выбирай из стульев из двух, на одном пики точёны, на другом кресты освящёны...". Не берёт, представляете, через цепь всё уходит!
— А разрезать эту цепь?
— Нет-нет, нельзя! — замахал руками начинающий пьянеть доктор. — Если вам жизнь дорога, и не думайте об этом! Дух на вас персонально обозлился, если его с цепи снять, он вам везде мстить будет. А так — он только в квартире силён. Хотите совет?
— Валяйте.
— Продавайте квартиру. Вам в ней не жить всё равно. Никто в этой квартире жить не сможет больше недели! А вы и дня там больше не проживёте! Прощайте.
И доктор уехал, оставив Жорика думать над непростой и крайне неприятной ситуацией.
Кое-как переночевав в гостинице (в злополучную квартиру вернуться он так и не решился), Жорик ранним утром двинулся в риэлтерское агентство. По пути он прокручивал в голове события последних дней — что-то никак не давало ему покоя, словно потерявшийся кусочек почти собранной мозаики.
На пороге агентства его осенило.
— Георгий Константинович, из вашего звонка я понял, что вы хотите продать квартиру – тут же насел на Жору встретивший его клерк.
Жора замотал головой. Слова доктора «Никто в этой квартире жить не сможет больше недели» оказались тем самым недостающим кусочком.
— Я передумал. Я хочу квартиру сдавать. Недорого, но с предоплатой... за три месяца.
