Квартирант
Jan. 9th, 2012 12:25 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pozitronikТе, кто говорит, что переезд — это всё равно, что пожар, видимо переезжают не так уж часто. А я вот сменил уже столько мест проживания, что и не вспомню все, даже если захочу. А кто захочет вспоминать вечно пьяные общаги, частные дома с удобствами кукушечного типа, тесные комнатки малосемеек и гостиничные номера самых разных типов и классов звёздности? Ну и, конечно, съёмные квартиры — хрущёвки, брежневки, сталинки, кирпичные, панельные, даже деревянные избушки.
Так что к переездам я был привычен.
В этот раз вселяться пришлось мне в загаженную по самый потолок квартирку, которую сдавал пропитого вида мужик. А квартирка, если не принимать во внимание многолетнюю грязь, была вполне удобной — угловая однушка, не у шахты лифта, не у лестничного пролёта, окна не на шумной стороне. Соседи — сплошь пенсионеры, значит никаких дискотек в сонное время, а уж сплетничающих у подъезда бабулек я как-нибудь потерплю. В подъезде идеально чисто, кнопки в лифте не пожжены и не расковыряны, и даже горшки с какими-то цветочками на подоконниках имеются. А что важнее всего — это центр города-миллионника, десять минут неторопливой прогулки до работы и ближайшего супермаркета, и всё это за ту же сумму, в которую прежде обходилась мне комнатка на окраине.
Подозрительно, но документы на квартиру у хозяина были в порядке. Что ж, мало ли какие обстоятельства бывают у людей — а тут даже думать не приходилось: красный нос и дрожащие руки указывали на нужды хозяина весьма красноречиво. Получив квартплату авансом за два месяца вперёд, хозяин тут же исчез, перед уходом только и попросив меня "выгрести всё это говно отселева".
Уборкой я и занялся в первую очередь, даже не думая до наведения чистоты распаковывать сумки. Комья пыли, залежи бычков под протёртым диваном, пивные банки, трупы насекомых и какое-то нереальное количество паутины — всё это выскребалось из щелей и углов, образуя очень неприятный холм у входной двери.
Затилинькал птичкой звонок — такие звонки, помнится, было модно ставить на закате советской эры. Я отложил тряпку, наскоро ополоснул руки под краном, и, не увидев в дверном глазке ничего опасного, отворил дверь.
— Здрасьте! — на меня смотрела типичная бабуля — божий одуванчик, пенсионерка, какие вечно живут на свете, не желая оставлять своё жильё любимым внукам. — Я соседка ваша, Марья Иванна, вот услышала, что вы въезжаете, зашла поздороваться.
Я поздоровался и представился в ответ. Угу, я новый человек в их сонном царстве, разведка не дремлет. Ну да и ладно, пусть разведывает.
— Мария Ивановна, вы извините, я бы вас пригласил зайти, но сами видите — я кивнул на кучу мусора — уборка у меня.
— Да ничего-ничего, сынок, это даже хорошо, что ты тута убираешься, наконец. Прежний-то хозяин, сам видишь, какую помойку развёл, алкаш, чтоб ему! Только вот что сказать ещё хочу: у нас туточки видел, какой порядок в парадном (эко она подъезд обозвала)? Вот я за порядком и слежу. Вижу, ты мусорить не будешь, тут я спокойна, но... — тут она как бы замялась — ...на втором этаже лампочка перегорела, а у нас тут пенсионеры одни, знаешь, небось, какие пенсии сейчас-то...
И выжидательно посмотрела не меня.
Так, мелкое вымогательство. Дать ей эти сто рублей — так и будет потом на всякие мелочи выцыганивать, не дать — буду потом в ядовитой слюне купаться. Я принял, как показалось мне, соломоново решение.
— Давайте так сделаем: я пойду в магазин после уборки, и заодно куплю лампочку, сам и вверну.
Марьиванна согласилась, попрощалась, и бодренько заковыляла вверх по лестничному пролёту.
Лампочку, конечно, я в тот день купить забыл. Вспомнил, как это обычно и бывает, уже выйдя из магазина, а возвращаться с пакетами обратно было уже как-то неловко. "Завтра по пути с работы куплю" — решил я.
А завтра работы было столько... С самого утра сбоили сервера, вместо обеда пришлось срочно восстанавливать слетевшие системы из бэкапов, а при этом, естественно, оказалось, что в бэкапах чуть ли не половина нужных данных отсутствует. Угу, так и есть — ночью их перетащили на оптику, оптику спрятали в сейфе, ключи от сейфа забыл выложить коллега, а приехать он не может, потому что у него ребёнок в больнице. В общем, с последней начальственной растычки по поводу безалаберного отношения к вверенному оборудованию, я выходил выжатый, как тряпка. Ни в какой магазин я не пошёл — хотелось есть и спать. Последнего — так, что даже не помню, как оказался в кровати. Кажется, Марьиванна с другими бабками сидела у подъезда и спросила меня про эту долбаную лампочку, но что я ей ответил — и ответил ли — уже не помню.
Долго обустраиваться на новом месте мне никогда не приходилось. Своих вещей у меня — спортивная сумка одежды, да такая же сумка прочих вещей. Ноутбук, бритва, походная посуда, швейцарский нож, с которым правильному админу вовсе грех расставаться, да прочий стафф, который не жалко таскать с собой и не оставишь на работе. Ещё — пара книг, которые я возил с собой из некоторой гордости: в одной из них моё имя было на обложке, в другой я упоминался в списке благодарностей. Ничего особенного — техническая литература, непосвящённому кажущаяся белибердой, но впечатление производит. Да и в резюме можно указывать с чистой совестью — мол, да, печатался-издавался.
А всё остальное таскать с собой незачем. Кровать, душ и холодильник должны быть в каждой квартире, какие-то мелочи проще докупить по необходимости, а остальное есть на работе.
В будни я пропадал по делам компании, в долгожданные выходные таскался по своим личным делам, попадая в квартиру только к полуночи, а то и уже за полночь. Тут волей-неволей приходится не обращать внимания на копящийся беспорядок; если чистоту я более-менее старался поддерживать, то смысла в том, чтобы складывать одежду в шкаф, вместо того, чтобы удобно раскидать её по стульям, я не видел. Очень скоро у грязных носков образовался свой тёмный угол, а недавно купленные тарелки оказалось легче выкинуть, чем отмыть намертво прилипшие куски магазинной пиццы. У куртки оторвалась вешалка, приходилось вешать её так, "за шкирку" — в общем, копились обычные бытовые мелочи, разгрести которые всё никак не хватало времени.
Так что первый же отгул, полученный в качестве премии за достижения во внедрении новой корпоративной системы документооборота, я решил потратить именно на наведение порядка. С утра зашёл в магазин, и поднимаясь к себе натолкнулся у лифта на Марьиванну.
— Здрасьте, Марьиванна!
Та посмотрела несколько косо, но всё же поздоровалась и зашла в лифт вместе со мной. Пока мы ехали, она ни слова не сказала внятно, только цедила что-то сквозь зубы — какая-то старушечья придурь, наверное; моя бабка покойная вон тоже в последние годы игрушечного крокодила звала Мурзиком и гладила по спинке.
Зайдя домой, я бросил магазинные пакеты на пол, стащил куртку и попытался привычно повесить её на крючок за шиворот. И надо же — как-то неловко дёрнул, вешалка прямо вцепилась в ткань, напрочь оторвав куртке воротник. Чёрт побери! У меня не так много вещей, но к тем, что есть, я даже как-то привязан, особенно к одежде. Удобство — оно превыше моды, придуманной только для того, чтобы люди покупали новое вместо ещё не старого "старья". Но что же, может быть и правда время наведаться в магазин за новой курткой — после уборки, разумеется.
Я зашёл в комнату, и вот те на — обе моих книжки в растрёпанном виде валялись на полу, а из той, что была моего авторства, даже высыпались страницы. Да, так и есть — за неимением книжной полки я оставил литературу на подоконнике, а окно рвануло сквозняком, столкнув и разорвав книги. А закрывал ли я окно? Не помню, но раз оно не заперто — значит не закрывал.
Вздохнув, я поднял покалеченную литературу и стал рассматривать повреждения, прикидывая, не удастся ли найти мне другие экземпляры в книжном магазине. Выходило, что вряд ли — я и свою книжку получил у издателя, тираж-то там мизерный.
Но всё это можно обдумать и потом. Бережно отложив книжки, я направился к углу забытых носков.
Мать моя женщина! Можете себе представить: в моих грязных носках копошилась какая-то живность. То ли тараканы, то ли мокрицы, то ли ещё какая членистоногая мерзость — выяснять не очень-то хотелось. Преодолевая отвращение, я просто загрёб кучу веником в мусорный пакет, и тут же отнёс в мусоропровод.
А потом зазвонил мобильник, и мой мини-отпуск кончился, потому что в серверной сдох кондиционер, пришлось бежать на работу. Когда кондиционер починили, меня, конечно же, продуло до насморка — что же, иначе этот день завершиться и не мог.
Уже в темноте возвращаясь с работы, я снова натолкнулся у лифта на Марьиванну — та, видимо, забирала газеты из ящика. Мы доехали до моего этажа, и она почему-то вышла за мной.
На лестничной клетке было темно, разве что только через окно проникал слабый отражённый свет уличных фонарей.
— Марьиванна, наверно лампочка перегорела. Погодите-ка! — Я потянулся в карман за телефоном, чтобы осветить им этаж. Телефон я достал, но подсветку включить не успел — меня швырнуло в воздух и закружило, как пушинку под потолком. Аппаратик вырвало у меня из руки, он упал, включившись от удара. Голубоватый свет экранчика очертил безумное лицо старухи, злобно наблюдавшей за моим полётом. Меня начало подташнивать.
— За что, за что!? — Крикнул я.
— У тебя почтовый ящик сломан. Почини. — Сухо сказала старуха, крутанула в воздухе пальцем, и меня завращало ещё сильнее. Экран телефона погас, и тошнота уже совсем подступила к горлу.
Я упал с кровати, распутался из одеяла и на коленках дополз в ванную. Головокружение понемногу утихало, желудочные спазмы тоже вскоре прекратились. Я посмотрел в зеркало над раковиной — волосы слиплись, на лбу — крупные капли пота. Ни о какой работе сегодня не может быть и речи — я доковылял обратно до кровати, выпил противопростудную шипучку, и скоро забылся, в этот раз — уже без всяких снов.
Вечером мне стало легче, температура спала, а после долгого сна даже появилась какая-то бодрость. Я вспомнил ночной кошмар. Почтовый ящик? Я, конечно, знал, что этот атавизм досетевой эпохи к квартире прилагается, но никогда не обращал на него внимания, даже ключей у хозяина квартиры не попросил. Сломан? Да ну, чушь! А даже если и сломан — ничего это не доказывает. Но он всё равно не сломан, вот пойду и проверю.
Обувшись, я спустился на первый этаж, и нашёл в ряду стальных коробок с прорезями ту, на которой был номер моей квартиры. Ящик не проверялся уже тысячу лет — из щели торчали рекламные листовки, газеты с предвыборными обещаниями и прочий макулатурный спам. На вид — ящик, как ящик. Сломанным не выглядит. Я пожал плечами, и стал подниматься по лестнице вверх.
Бум! Я обернулся на звук удара металла о бетон: ящик отвалился от стены, замок от удара раскрылся, содержимое разлетелось по площадке. В установившейся тишине я отчётливо услышал стук собственного сердца и тут же рванул вверх, домой. Вбежав в оставленную открытой дверь, я тут же заперся на все замки и уселся прямо на пол, прижавшись затылком к прохладной стене. "Так не бывает, это совпадение!" — твердил я себе. — "Или у меня продолжаются кошмары от температуры". Решив, что от новой таблетки хуже не станет, я отправился на кухню.
На кухонном столе лежала записка. "Завтра твоя очередь мыть полы в парадном. М.И." — прочитал я.
Ну это уже верх наглости! Да, я оставил дверь открытой, но мерзкая старуха, должно быть, караулила где-то рядом. Или нет, но всё равно, входить в чужое жильё — свинство! Нужно бы высказать наглой бабке всё, что я о ней думаю, но в какой квартире он живёт, я не знал. Ну ладно, непременно встречу в подъезде, никуда не денется.
Я, громко ругая бабку вслух, порвал записку, а обрывки выкинул. Никакого мытья полов, даже будь я здоров и не занят так на работе!
Уснуть мне удалось только ещё через пару таблеток. До того я сидел в сети, читал, пил чай — в общем, старался как-то скоротать время до утра, но всё же задремал. Вытащил из дрёмы меня какой-то непривычный шорох; неудивительно, хорошего админа, засыпающего под баюкающий унисон кулеров, разбудит даже лёгкое постукивание сбойнувшего винта. Я посмотрел в верхний угол, туда, откуда раздавался шорох — и замер от ужаса. На меня смотрели два бабкиных глаза, только жёлтых, как у кошки, немигающих. А хуже всего было то, что бабкина голова сидела на туловище огромного паука, чёрного, мохнатого, отвратительного. Ведьма подбиралась ко мне, цепляясь лапами за стену, рот её раскрылся в злорадной ухмылке, обнажив четыре острых клыка. Завопив, я швырнул в ужасное существо подушкой, но оно легко увернулось, бросилось на меня и впилось в правое плечо. Жгучая боль прошла по позвоночнику, рука тут же онемела. Я попытался левой рукой отбросить паучиху от себя, но понял, что мне уже ничего не удастся сделать. Мир перед глазами померк, и я провалился в темноту.
В себя я пришёл, услышав надсадный рёв будильника, уже добрых полчаса пытающегося добудиться до меня. Перед глазами стоял ночной кошмар; я отдёрнул одеяло и посмотрел на правое плечо — никаких следов. Рука слушалась, как будто ничего не было.
Это и вправду был сон, но... с ужасом, я посмотрел в тот самый угол — он был затянут паутиной. И все другие углы квартиры тоже.
За пять минут я побросал в сумки свои вещи и вместе с ними выбежал из подъезда. Больше ни минуты не останусь в этом проклятом доме, сегодня перекантуюсь у кого-нибудь из друзей или в гостинице! Дрожащими пальцами я набрал номер такси и назвал свой адрес. "Странно — вдруг подумал я — почему во дворе так тихо?".
За спиной хлопнула дверь. Я уже знал, кто это вышел меня проводить — так и оказалось. Мария Ивановна, мерзкая ведьма, шла ко мне. Рот её был разинут, с клыков капала чёрная, ядовитая слюна.
— Не подходите! — прорычал я, нашаривая в кармане свой Victorinox. Правое плечо зазудело, рука начала неметь. — Не трогайте меня!
Ведьма, не обращая никакого внимания на мои крики, подбиралась ближе. Глаза её загорелись жёлтым светом.
— Не смейте! — я раскрыл длинное лезвие ножа, и перехватил рукоять левой рукой. Правая совсем отнялась, краем глаза я заметил, что с плеча стекает струйка крови.
Паучиха подобралась уже совсем близко. Я зачем-то набрал полную грудь воздуха, словно перед прыжком в воду, и воткнул нож ей под челюсть.
На меня брызнуло что-то чёрное, липкое и вонючее, не похожее на кровь. Ведьма захохотала, от этого из раны пузырями стало выплёскиваться ещё больше отвратительной жидкости. Я упал на колени и меня вырвало.
Осудили меня за убийство Рябининой Марии Ивановны, безобидной старушки. Тому, как я жестоко перерезал горло пенсионерке, нашлось два десятка свидетелей — и бабки, сидевшие на скамеечке, и выгуливавшая собачку тётка, и таксист, приехавший на мой вызов. Все видели, как Мария Ивановна вышла попрощаться и пожелать мне счастливого пути, а я достал нож и прикончил её.
В то, что в историю о ведьме никто не поверит, я понял уже после нескольких допросов. Решив, что я кошу под дурачка, в полиции меня здорово исколотили; да и смысла противоречить очевидному для всех факту, не было. Дали мне десять лет, но... но я знал, что прикончил ведьму, а значит могу быть спокоен. Да-да, спокоен.
Вдруг в плече кольнуло. Я поднял глаза к потолку камеры, уже зная, что увижу там горящие бабкины глаза.
Так что к переездам я был привычен.
В этот раз вселяться пришлось мне в загаженную по самый потолок квартирку, которую сдавал пропитого вида мужик. А квартирка, если не принимать во внимание многолетнюю грязь, была вполне удобной — угловая однушка, не у шахты лифта, не у лестничного пролёта, окна не на шумной стороне. Соседи — сплошь пенсионеры, значит никаких дискотек в сонное время, а уж сплетничающих у подъезда бабулек я как-нибудь потерплю. В подъезде идеально чисто, кнопки в лифте не пожжены и не расковыряны, и даже горшки с какими-то цветочками на подоконниках имеются. А что важнее всего — это центр города-миллионника, десять минут неторопливой прогулки до работы и ближайшего супермаркета, и всё это за ту же сумму, в которую прежде обходилась мне комнатка на окраине.
Подозрительно, но документы на квартиру у хозяина были в порядке. Что ж, мало ли какие обстоятельства бывают у людей — а тут даже думать не приходилось: красный нос и дрожащие руки указывали на нужды хозяина весьма красноречиво. Получив квартплату авансом за два месяца вперёд, хозяин тут же исчез, перед уходом только и попросив меня "выгрести всё это говно отселева".
Уборкой я и занялся в первую очередь, даже не думая до наведения чистоты распаковывать сумки. Комья пыли, залежи бычков под протёртым диваном, пивные банки, трупы насекомых и какое-то нереальное количество паутины — всё это выскребалось из щелей и углов, образуя очень неприятный холм у входной двери.
Затилинькал птичкой звонок — такие звонки, помнится, было модно ставить на закате советской эры. Я отложил тряпку, наскоро ополоснул руки под краном, и, не увидев в дверном глазке ничего опасного, отворил дверь.
— Здрасьте! — на меня смотрела типичная бабуля — божий одуванчик, пенсионерка, какие вечно живут на свете, не желая оставлять своё жильё любимым внукам. — Я соседка ваша, Марья Иванна, вот услышала, что вы въезжаете, зашла поздороваться.
Я поздоровался и представился в ответ. Угу, я новый человек в их сонном царстве, разведка не дремлет. Ну да и ладно, пусть разведывает.
— Мария Ивановна, вы извините, я бы вас пригласил зайти, но сами видите — я кивнул на кучу мусора — уборка у меня.
— Да ничего-ничего, сынок, это даже хорошо, что ты тута убираешься, наконец. Прежний-то хозяин, сам видишь, какую помойку развёл, алкаш, чтоб ему! Только вот что сказать ещё хочу: у нас туточки видел, какой порядок в парадном (эко она подъезд обозвала)? Вот я за порядком и слежу. Вижу, ты мусорить не будешь, тут я спокойна, но... — тут она как бы замялась — ...на втором этаже лампочка перегорела, а у нас тут пенсионеры одни, знаешь, небось, какие пенсии сейчас-то...
И выжидательно посмотрела не меня.
Так, мелкое вымогательство. Дать ей эти сто рублей — так и будет потом на всякие мелочи выцыганивать, не дать — буду потом в ядовитой слюне купаться. Я принял, как показалось мне, соломоново решение.
— Давайте так сделаем: я пойду в магазин после уборки, и заодно куплю лампочку, сам и вверну.
Марьиванна согласилась, попрощалась, и бодренько заковыляла вверх по лестничному пролёту.
Лампочку, конечно, я в тот день купить забыл. Вспомнил, как это обычно и бывает, уже выйдя из магазина, а возвращаться с пакетами обратно было уже как-то неловко. "Завтра по пути с работы куплю" — решил я.
А завтра работы было столько... С самого утра сбоили сервера, вместо обеда пришлось срочно восстанавливать слетевшие системы из бэкапов, а при этом, естественно, оказалось, что в бэкапах чуть ли не половина нужных данных отсутствует. Угу, так и есть — ночью их перетащили на оптику, оптику спрятали в сейфе, ключи от сейфа забыл выложить коллега, а приехать он не может, потому что у него ребёнок в больнице. В общем, с последней начальственной растычки по поводу безалаберного отношения к вверенному оборудованию, я выходил выжатый, как тряпка. Ни в какой магазин я не пошёл — хотелось есть и спать. Последнего — так, что даже не помню, как оказался в кровати. Кажется, Марьиванна с другими бабками сидела у подъезда и спросила меня про эту долбаную лампочку, но что я ей ответил — и ответил ли — уже не помню.
Долго обустраиваться на новом месте мне никогда не приходилось. Своих вещей у меня — спортивная сумка одежды, да такая же сумка прочих вещей. Ноутбук, бритва, походная посуда, швейцарский нож, с которым правильному админу вовсе грех расставаться, да прочий стафф, который не жалко таскать с собой и не оставишь на работе. Ещё — пара книг, которые я возил с собой из некоторой гордости: в одной из них моё имя было на обложке, в другой я упоминался в списке благодарностей. Ничего особенного — техническая литература, непосвящённому кажущаяся белибердой, но впечатление производит. Да и в резюме можно указывать с чистой совестью — мол, да, печатался-издавался.
А всё остальное таскать с собой незачем. Кровать, душ и холодильник должны быть в каждой квартире, какие-то мелочи проще докупить по необходимости, а остальное есть на работе.
В будни я пропадал по делам компании, в долгожданные выходные таскался по своим личным делам, попадая в квартиру только к полуночи, а то и уже за полночь. Тут волей-неволей приходится не обращать внимания на копящийся беспорядок; если чистоту я более-менее старался поддерживать, то смысла в том, чтобы складывать одежду в шкаф, вместо того, чтобы удобно раскидать её по стульям, я не видел. Очень скоро у грязных носков образовался свой тёмный угол, а недавно купленные тарелки оказалось легче выкинуть, чем отмыть намертво прилипшие куски магазинной пиццы. У куртки оторвалась вешалка, приходилось вешать её так, "за шкирку" — в общем, копились обычные бытовые мелочи, разгрести которые всё никак не хватало времени.
Так что первый же отгул, полученный в качестве премии за достижения во внедрении новой корпоративной системы документооборота, я решил потратить именно на наведение порядка. С утра зашёл в магазин, и поднимаясь к себе натолкнулся у лифта на Марьиванну.
— Здрасьте, Марьиванна!
Та посмотрела несколько косо, но всё же поздоровалась и зашла в лифт вместе со мной. Пока мы ехали, она ни слова не сказала внятно, только цедила что-то сквозь зубы — какая-то старушечья придурь, наверное; моя бабка покойная вон тоже в последние годы игрушечного крокодила звала Мурзиком и гладила по спинке.
Зайдя домой, я бросил магазинные пакеты на пол, стащил куртку и попытался привычно повесить её на крючок за шиворот. И надо же — как-то неловко дёрнул, вешалка прямо вцепилась в ткань, напрочь оторвав куртке воротник. Чёрт побери! У меня не так много вещей, но к тем, что есть, я даже как-то привязан, особенно к одежде. Удобство — оно превыше моды, придуманной только для того, чтобы люди покупали новое вместо ещё не старого "старья". Но что же, может быть и правда время наведаться в магазин за новой курткой — после уборки, разумеется.
Я зашёл в комнату, и вот те на — обе моих книжки в растрёпанном виде валялись на полу, а из той, что была моего авторства, даже высыпались страницы. Да, так и есть — за неимением книжной полки я оставил литературу на подоконнике, а окно рвануло сквозняком, столкнув и разорвав книги. А закрывал ли я окно? Не помню, но раз оно не заперто — значит не закрывал.
Вздохнув, я поднял покалеченную литературу и стал рассматривать повреждения, прикидывая, не удастся ли найти мне другие экземпляры в книжном магазине. Выходило, что вряд ли — я и свою книжку получил у издателя, тираж-то там мизерный.
Но всё это можно обдумать и потом. Бережно отложив книжки, я направился к углу забытых носков.
Мать моя женщина! Можете себе представить: в моих грязных носках копошилась какая-то живность. То ли тараканы, то ли мокрицы, то ли ещё какая членистоногая мерзость — выяснять не очень-то хотелось. Преодолевая отвращение, я просто загрёб кучу веником в мусорный пакет, и тут же отнёс в мусоропровод.
А потом зазвонил мобильник, и мой мини-отпуск кончился, потому что в серверной сдох кондиционер, пришлось бежать на работу. Когда кондиционер починили, меня, конечно же, продуло до насморка — что же, иначе этот день завершиться и не мог.
Уже в темноте возвращаясь с работы, я снова натолкнулся у лифта на Марьиванну — та, видимо, забирала газеты из ящика. Мы доехали до моего этажа, и она почему-то вышла за мной.
На лестничной клетке было темно, разве что только через окно проникал слабый отражённый свет уличных фонарей.
— Марьиванна, наверно лампочка перегорела. Погодите-ка! — Я потянулся в карман за телефоном, чтобы осветить им этаж. Телефон я достал, но подсветку включить не успел — меня швырнуло в воздух и закружило, как пушинку под потолком. Аппаратик вырвало у меня из руки, он упал, включившись от удара. Голубоватый свет экранчика очертил безумное лицо старухи, злобно наблюдавшей за моим полётом. Меня начало подташнивать.
— За что, за что!? — Крикнул я.
— У тебя почтовый ящик сломан. Почини. — Сухо сказала старуха, крутанула в воздухе пальцем, и меня завращало ещё сильнее. Экран телефона погас, и тошнота уже совсем подступила к горлу.
Я упал с кровати, распутался из одеяла и на коленках дополз в ванную. Головокружение понемногу утихало, желудочные спазмы тоже вскоре прекратились. Я посмотрел в зеркало над раковиной — волосы слиплись, на лбу — крупные капли пота. Ни о какой работе сегодня не может быть и речи — я доковылял обратно до кровати, выпил противопростудную шипучку, и скоро забылся, в этот раз — уже без всяких снов.
Вечером мне стало легче, температура спала, а после долгого сна даже появилась какая-то бодрость. Я вспомнил ночной кошмар. Почтовый ящик? Я, конечно, знал, что этот атавизм досетевой эпохи к квартире прилагается, но никогда не обращал на него внимания, даже ключей у хозяина квартиры не попросил. Сломан? Да ну, чушь! А даже если и сломан — ничего это не доказывает. Но он всё равно не сломан, вот пойду и проверю.
Обувшись, я спустился на первый этаж, и нашёл в ряду стальных коробок с прорезями ту, на которой был номер моей квартиры. Ящик не проверялся уже тысячу лет — из щели торчали рекламные листовки, газеты с предвыборными обещаниями и прочий макулатурный спам. На вид — ящик, как ящик. Сломанным не выглядит. Я пожал плечами, и стал подниматься по лестнице вверх.
Бум! Я обернулся на звук удара металла о бетон: ящик отвалился от стены, замок от удара раскрылся, содержимое разлетелось по площадке. В установившейся тишине я отчётливо услышал стук собственного сердца и тут же рванул вверх, домой. Вбежав в оставленную открытой дверь, я тут же заперся на все замки и уселся прямо на пол, прижавшись затылком к прохладной стене. "Так не бывает, это совпадение!" — твердил я себе. — "Или у меня продолжаются кошмары от температуры". Решив, что от новой таблетки хуже не станет, я отправился на кухню.
На кухонном столе лежала записка. "Завтра твоя очередь мыть полы в парадном. М.И." — прочитал я.
Ну это уже верх наглости! Да, я оставил дверь открытой, но мерзкая старуха, должно быть, караулила где-то рядом. Или нет, но всё равно, входить в чужое жильё — свинство! Нужно бы высказать наглой бабке всё, что я о ней думаю, но в какой квартире он живёт, я не знал. Ну ладно, непременно встречу в подъезде, никуда не денется.
Я, громко ругая бабку вслух, порвал записку, а обрывки выкинул. Никакого мытья полов, даже будь я здоров и не занят так на работе!
Уснуть мне удалось только ещё через пару таблеток. До того я сидел в сети, читал, пил чай — в общем, старался как-то скоротать время до утра, но всё же задремал. Вытащил из дрёмы меня какой-то непривычный шорох; неудивительно, хорошего админа, засыпающего под баюкающий унисон кулеров, разбудит даже лёгкое постукивание сбойнувшего винта. Я посмотрел в верхний угол, туда, откуда раздавался шорох — и замер от ужаса. На меня смотрели два бабкиных глаза, только жёлтых, как у кошки, немигающих. А хуже всего было то, что бабкина голова сидела на туловище огромного паука, чёрного, мохнатого, отвратительного. Ведьма подбиралась ко мне, цепляясь лапами за стену, рот её раскрылся в злорадной ухмылке, обнажив четыре острых клыка. Завопив, я швырнул в ужасное существо подушкой, но оно легко увернулось, бросилось на меня и впилось в правое плечо. Жгучая боль прошла по позвоночнику, рука тут же онемела. Я попытался левой рукой отбросить паучиху от себя, но понял, что мне уже ничего не удастся сделать. Мир перед глазами померк, и я провалился в темноту.
В себя я пришёл, услышав надсадный рёв будильника, уже добрых полчаса пытающегося добудиться до меня. Перед глазами стоял ночной кошмар; я отдёрнул одеяло и посмотрел на правое плечо — никаких следов. Рука слушалась, как будто ничего не было.
Это и вправду был сон, но... с ужасом, я посмотрел в тот самый угол — он был затянут паутиной. И все другие углы квартиры тоже.
За пять минут я побросал в сумки свои вещи и вместе с ними выбежал из подъезда. Больше ни минуты не останусь в этом проклятом доме, сегодня перекантуюсь у кого-нибудь из друзей или в гостинице! Дрожащими пальцами я набрал номер такси и назвал свой адрес. "Странно — вдруг подумал я — почему во дворе так тихо?".
За спиной хлопнула дверь. Я уже знал, кто это вышел меня проводить — так и оказалось. Мария Ивановна, мерзкая ведьма, шла ко мне. Рот её был разинут, с клыков капала чёрная, ядовитая слюна.
— Не подходите! — прорычал я, нашаривая в кармане свой Victorinox. Правое плечо зазудело, рука начала неметь. — Не трогайте меня!
Ведьма, не обращая никакого внимания на мои крики, подбиралась ближе. Глаза её загорелись жёлтым светом.
— Не смейте! — я раскрыл длинное лезвие ножа, и перехватил рукоять левой рукой. Правая совсем отнялась, краем глаза я заметил, что с плеча стекает струйка крови.
Паучиха подобралась уже совсем близко. Я зачем-то набрал полную грудь воздуха, словно перед прыжком в воду, и воткнул нож ей под челюсть.
На меня брызнуло что-то чёрное, липкое и вонючее, не похожее на кровь. Ведьма захохотала, от этого из раны пузырями стало выплёскиваться ещё больше отвратительной жидкости. Я упал на колени и меня вырвало.
Осудили меня за убийство Рябининой Марии Ивановны, безобидной старушки. Тому, как я жестоко перерезал горло пенсионерке, нашлось два десятка свидетелей — и бабки, сидевшие на скамеечке, и выгуливавшая собачку тётка, и таксист, приехавший на мой вызов. Все видели, как Мария Ивановна вышла попрощаться и пожелать мне счастливого пути, а я достал нож и прикончил её.
В то, что в историю о ведьме никто не поверит, я понял уже после нескольких допросов. Решив, что я кошу под дурачка, в полиции меня здорово исколотили; да и смысла противоречить очевидному для всех факту, не было. Дали мне десять лет, но... но я знал, что прикончил ведьму, а значит могу быть спокоен. Да-да, спокоен.
Вдруг в плече кольнуло. Я поднял глаза к потолку камеры, уже зная, что увижу там горящие бабкины глаза.
