Стотысяч лет назад я был мелким, толстым и избалованным сопляком. Когда я оказывался у бабули дома, то носился по её квартире, как бешеный носорог, создавая соответствуюющий шум своими мелкими, толстыми, избалованными пятками. Бегать и прыгать я мог очень долго, потому что размер бабулиной квартиры это позволял, а общага, в которой я жил с родителями - нет.
Иногда по поводу издаваемого мной шума приходил жаловаться сосед снизу. Бабушка и мама не выпускали меня к двери, и я через щёлочку смотрел на дяденьку, который что-то безрезультатно пытался объяснить двум беспощадным женщинам. А я потом слышал от них "опять этот псих приходил ругаться, ну что ему потерпетьэтожеребёнок".
Я знаю, что сейчас, спустя стомиллионов лет, вероятность того, что именно этот человек прочтёт именно эту запись стремится к нулю. Поэтому, наверно, больше для успокоения собственной совести хочу попросить у него прощения.
Иногда по поводу издаваемого мной шума приходил жаловаться сосед снизу. Бабушка и мама не выпускали меня к двери, и я через щёлочку смотрел на дяденьку, который что-то безрезультатно пытался объяснить двум беспощадным женщинам. А я потом слышал от них "опять этот псих приходил ругаться, ну что ему потерпеть
Я знаю, что сейчас, спустя стомиллионов лет, вероятность того, что именно этот человек прочтёт именно эту запись стремится к нулю. Поэтому, наверно, больше для успокоения собственной совести хочу попросить у него прощения.